Перегон прямой речью...
Даниил Страхов ... Капитан Лисневский, начальник аэродромаО том каким будет фильм:
Я видел отснятый материал на озвучке и только в той части, которая касается меня. Мне очень любопытно, как будет смонтирован весь этот отснятый материал. Я знаю, что такое же любопытство разбирает Алексея Серебрякова (улыбается), ибо Александр Владимирович Рогожкин - человек, столько знающий про кино и так умеющий его снимать, что даже мы, актеры, которые снимались в этом кино, будем смотреть его если не с удивлением, то, по крайней мере, с неподдельным интересом. Как режиссер все это смонтирует и какие акценты он расставит, никто не знает.
О своем герое:
Капитан Лисневский, безусловно, патриот и аристократ от армии, то есть носитель ее лучших традиций. Когда я работал над этой ролью, то представлял, что мой герой – бывший дворянин, но просто по понятным причинам не афиширует своего происхождения. Поймите правильно, ничего подобного в сценарии, конечно, не было. Просто такие мысли были у меня в голове. Что же касается характера Лисневского – то это, так сказать, «человек в шкатулочке», старающийся никого не пускать в свою жизнь, поскольку ему есть что скрывать. Он очень силен внутренне, но у каждого есть своя ахиллесова пята, и мой герой не исключение.
О роли:
Актерская игра – материя крайне тонкая, и описать ее цитатами из книг Станиславского (хотя в них, конечно, все верно) не получиться. Думаю, артисты и не знают точно, что происходит у них внутри при работе над ролью, а если и знают, то рассказывать об этом в любом случае не станут. Роль же Лисневского была сложна по определению, поскольку складывалась она из большого количества эпизодов, где с моим персонажем практически ничего не происходило. В сущности, моему герою приходилось в основном встречать и провожать самолеты, занимаясь попутно некими хозяйственными проблемами. Тайная сторона его жизни приоткрывалась крайне медленно. У меня была только одна яркая в эмоциональном отношении сцена – и та уже в самом финале фильма. Плавно и естественно подвести зрителя к ней – в этом и состояла моя задача, трудная и увлекательная одновременно.
О съемках:
Драматургическая основа «Перегона» была настолько крепка, что копаться в архивных документах мне не понадобилось. Сценария оказалось вполне достаточно. В нем были прописаны даже мельчайшие нюансы. Ну а на съемочной площадке, когда я подходил к Рогожкину и начинал задавать ему вопросы, он по-доброму, но твердо произносил одну и ту же фразу: «Даниил, в сценарии все написано». Надо сказать, Александр Владимирович – автор в лучшем смысле слова тоталитарный. С актерами он вообще не очень много разговаривает и тем более не спорит, а импровизацию допускает, но не одобряет, поскольку твердо знает, какой результат хочет получить. Поначалу я довольно сильно по этому поводу нервничал, но примерно через неделю понял: нужно включить интуицию и полностью довериться постановщику. К счастью, это мне удалось, и впоследствии я уже мог получать максимальное удовольствие от работы и общения с этим режиссером. Лишь однажды спор с Рогожкиным окончился моей победой. Так получилось, что на съемках, начавшихся в мае 2005 года на Кольском полуострове, согласно графику первым делом мне нужно было сыграть финальную сцену. И сыграть ее на должном уровне я не смог. Ну не произошло чуда кинематографа, и все. Трудно было понять те внутренние изменения, которые к концу ленты должны были произойти с моим героем. Я очень переживал, и Александр Владимирович прислушался к моему мнению и в конце съемочного периода, когда мы уже работали под Великим Новгородом, все же решил эту сцену переснять. И все прошло как по маслу. К тому времени я, как мне кажется, уже научился угадывать направление режиссерской мысли, да и психологический портрет Лисневского представлял себе довольно хорошо.
О Рогожкине:
Я уже говорил о том, что этот человек знает про свое кино столько, что ему кажется, что про это кино все и всё должны знать. По крайней мере, "вытащить" из него что-то по этому поводу - при всем его объеме знаний и понимания про свое кино, которые в нем присутствуют - что-то из него "вытащить" было просто невозможно. Это человек, который к тебе замечательно относится, но ты подходишь к нему с вопросом, а он говорит: "Ну… вот... кхе-кхе... здесь же все написано...". И все! Поэтому на протяжении первой недели съемок я находился в состоянии некоего такого "ступора-коллапса": я понимаю, что всё написано, но то, что написано, можно по-разному сыграть, и как же мне угадать, что нужно режиссеру? Как это понять? В конце концов, на каком-то таком "птичьем языке" - на междометиях, на интонациях, которые вдруг проскальзывали в его фразах: "Снято!" или "Давайте еще дубль" - и вот я по этим каким-то интонациям, отдельным словам понимал, что ему нужно показать, что нужно сыграть. И в какой-то момент я расслабился и начал получать от съемок большое-большое удовольствие.