Фактор Страхова

«Перегон»
После сериала «Бедная Настя» в Даниила Страхова влюбились тысячи телезрительниц, но и десятки режиссеров перестали воспринимать его всерьез. Сыграв летчика в фильме «Перегон», Страхов реабилитировался в кино. Вопросы Кирилла Алехина

Кирилл Алехин: Как вы попали в фильм «Перегон»?

Даниил Страхов: Мне позвонила из Питера ассистентка режиссера и пригласила познакомиться с Александром Рогожкиным. У меня волосы на голове зашевелились, потому что как раз перед этим смотрел рогожкинскую «Кукушку», и она мне бесконечно понравилась. И, конечно, когда я поехал на встречу, то ночь в поезде не спал — волновался... Два часа мы проговорили с Александром Владимировичем — о какой-то фигне, только не о кино. Причем к 15-й минуте беседы я понял, что он намного умнее меня, образованнее, и, подозреваю, на самом деле ему со мной было скучно разговаривать. Никаких проб после этого не было, остаток дня я бродил по Питеру. И уже по дороге на вокзал мне перезвонила та же ассистентка: Рогожкин меня утвердил. Вот так бы всегда: ночь не поспать, потом поговорить—и в кадр!

К.А. О чем фильм?

Д.С. Только Рогожкин знает, о чем это кино. Он всем объясняет так: «Фильм не о войне, а о человеке на войне». Хотя это ни о чем не говорит. «Перегон» — это клубок с шерстью, где очень много ниточек. Мне самому интересно увидеть фильм в окончательной правке, потому что главного героя в «Перегоне» нет, главной сюжетной линии — то же... Александр Владимирович никому ничего не объяснял ни на съемках, ни после. Отношения с Рогожкиным строились по следующей схеме: «Александр Владимирович, расскажите, вот что мы тут будем делать? «Кхм-кхм... Даниил... Кхм... Ну вот... Кхм... Вы умный человек... Вы же читали сценарий?» «Конечно, читал». «Кхм... Ну там же все написано». Конец разговора.

К. А. Послужной список у вас какой-то невероятный — на сцене вы были Калигулой, Дорианом Греем и Чикатило. Это плод тщательной селекции предложений?

Д.С. Когда мне предложили играть Чикатило, мне и выбирать-то было не из чего. Сейчас, может, я от такой роли отказался бы. То же самое с «Бедной Настей». После того как начались съемки сериала, какие-то знакомые люди подходили ко мне на Мосфильме: «Дань, ты большой молодец... Но ведь из этого можно не вылезти!» Простите, пожалуйста, а какой у меня был выбор? Когда мне предложили «Бедную Настю», это был единственный шанс заявить о себе и сыграть большую роль. Если бы тогда сказал «нет» — не знаю, куда бы меня звали сейчас.

К. А. А в рекламе зачем снимались?

Д.С. В «Нескафе»? А когда дело-то было, помните? До кризиса. Не было ни кино, ни телевидения. Я тогда только поступил в театр Гоголя. Мне нужно было на что-то жить, а деньги за «Нескафе» были по тем временам просто бешеные. Такие контракты никому не предлагали: ни старым советским звездам, ни новым. Реклама только появилась на нашем телевидении, и никто не знал, чем она закончится для артиста. Мы понимали, что рискуем. В течение года режиссеры реагировали на меня так: «А-а-ах, "Нескафе"?.. До свидания!». И я ушел из рекламы. Кстати, совершил огромную ошибку, потому что через месяц ударил кризис, и только-только встрепенувшийся Мосфильм заглох окончательно, как старый «Запорожец». Ребята, которые продолжали сниматься в рекламе, смогли как-то существовать дальше — а я остался с носом.

К.А. Почему при таком дефиците молодых лиц на экранах в полный метр вы попали только сейчас?

Д.С. (Иронично смеется.) Не знаю, может быть, я плохой актер? Быть может, на «Бедной Насте» я успел наломать дров и кого-то настроил против себя?

К.А. А какая у вас репутация в киносреде?

Д.С. Странная. Знаю, что многие меня не любят, считают, что со мной сложно работать и что я вмешиваюсь в процесс. Есть и прямо противоположные мнения: работать со мной интересно, я милый, добрый и пушистый. И то и другое неправда.

К.А. Есть у вас видение завтрашнего дня? Кого вы там играете, с кем конкурируете, каким вас запомнят?

Д.С. Вопрос хороший, но с большим подвохом. Актеру надо думать о том, как он сможет продавать себя через пять лет. Но бессмысленно, потому что его судьба—это фортуна, которая завтра может повернуться к актеру задницей. Где я себя там вижу? Я сейчас начинаю покрываться холодной испариной, потому что нигде. Смотрю на артистов моложе себя — на тех же братьев Чадовых, на Настю Цветаеву, на Евгения Цыганова —и вижу, что им легче. Они как-то по-другому устроены. А мое поколение 30-летних зависло между двумя эпохами. Мы еще Брежнева помним, но при этом к советской власти отношения не имеем, потому что паспорт мы получали, когда уже не было ничего. Следующее за нами поколение уже приспособилось к реальности. А я иногда начинаю думать о том, что мы окажемся не нужны. Что придут более подвижные, «человеки-оркестры»—они тебе и станцуют, и споют. А я смотрю на них и не понимаю совсем, не могу с ними общаться, они для меня чужие, незнакомые люди... Давайте закончим эту тему?

К.А. Я о другом спрашивал. В кино у каждого — своя ниша. Какое амплуа застолбите вы?

Д.С. Многим кажется, что я герой-любовник. Но вопрос: ГДЕ я снялся как герой-любовник? Нигде. В «Перегоне» я не герой, в «Звездочете» — не герой, в «Детях Арбата» — тоже... А почему? А потому что герой-любовник не нужен сегодня НИ-КО-МУ. Временем не востребован данный типаж.

Журнал "Time Out Москва",
 26 (085) 3-9 июля 2006