Герой тот, кто борется до конца. «Дети Арбата»

Газета "Культура" №49 (7457) 16 - 22 декабря 2004г.
Евгения СИМОНОВА в последние годы очень редко снималась в кино, большую часть своей творческой жизни отдавая Театру им. Вл.Маяковского, антрепризным проектам. Но вот на "Первом канале" идет многосерийный фильм "Дети Арбата" Андрея Эшпая, где она играет роль матери главного героя Саши Панкратова.

- Евгения Павловна, чем вызвана ваша пауза в кино, затянувшаяся достаточно долго? Нет сомнений, что все это время вам присылали сценарии, звонили режиссеры, предлагая роли. И вы отказывались?

- Много раз. Но три года назад я снялась в фильме "Цветущий холм среди пустого поля" Андрея Эшпая, который практически не имел проката. Его видело небольшое число зрителей на тех фестивалях, где показывалась картина. Пока этим его судьба и ограничилась. После этого действительно образовалась пауза. Мне кажется, что моя судьба в кино вообще сложилась драматически.

- Драматизм плохо сочетается со списком ваших киноролей, вашей популярностью, хотя драматическая нота присутствует в каждой актерской биографии.

- Роли, по которым меня помнят зрители, сыграны в фильмах, снятых давно. Их возраст: двадцать пять - двадцать семь лет. А моя дебютная картина "В бой идут одни старики" перешагнула порог тридцатилетия.

Е.Симонова и А.Эшпай на съемочной площадке фильма "Дети Арбата"
Все мне давалось трудно, с преодолением, усилием. Только к двадцати пяти годам появились работы, которые я считаю своей удачей. Конечно, огромную роль в этом сыграли благодатная литературная основа и мое внутреннее совпадение с героинями. В "Двадцати шести днях из жизни Достоевского" еще и благодаря моему партнеру Анатолию Солоницыну. Я бы назвала и Лизу из "Детей солнца", которая спустя годы кажется мне интересной ролью. Как видите, список не так велик. Тогда думалось: вот теперь-то буду играть, сниматься... И все вдруг прекратилось. Хотя, казалось, были самые прекрасные годы для актрисы: от двадцати пяти до сорока лет. Ты к этому моменту уже чем-то овладел. У тебя еще достаточно широкий возрастной диапазон по отношению к ролям. А я как раз в это время перестала сниматься. То есть, конечно, я снималась. Но если я назову вам эти картины, то сегодня это никому ничего не скажет: "Роль", "Бес в ребро". Проходные во всех отношениях фильмы. Так что пусть и не было буквального перерыва, но настоящих ролей не случалось. Потом началась перестройка. Страну перестраивали. Кино перестраивали. И перестроили до трех-четырех картин в год. И я выпала из обоймы.

- С чем вы это связываете?

- С отсутствием ролей. С тем, что я человек в высшей степени не светский. Некинематографический. Даже когда у меня было пять-шесть картин в год, нередко появлялось ощущение, что я только в гостях, на время залетела на съемочные площадки. Все эти годы я интенсивно работала в театре. У меня каждый год были премьеры, иногда даже две-три, поэтому ощущения пустоты не возникало.

- Софья Александровна Панкратова из "Детей Арбата" - новая для вас глава. Благодаря ей вы перешли на возрастные роли?

- Нет, этот переход отчасти уже состоялся на сцене. Я играла мать в спектакле Театра п/р Олега Табакова "Отец" по изумительной пьесе Августа Стриндберга. Для меня это вполне естественно - у меня две взрослые дочери и внук.

- Он появился в "Детях Арбата" в роли маленького Вани Будягина.

- После чего упорно называл себя именем своего героя.

- Наверное, глубоко вошел в образ...

- Для меня не было никакого внутреннего дискомфорта в решении играть Софью Александровну Панкратову, мать взрослого сына, которого, по-моему, прекрасно сыграл Женя Цыганов. Саша Панкратов младше моей старшей дочери. Поколение молодых актеров, снимавшихся в "Детях Арбата", - это поколение моих детей. У меня были другие сложности. Надо было, например, отрастить свои седые волосы.

- Красивые женщины очень трудно мирятся с таким экранным обликом?

- Смущало лишь то, что их надо было долго отращивать. И вообще я никогда не считала себя красивой. Напротив, всегда себе не нравилась. Сейчас, когда смотрю свои старые картины, и особенно фотографии, думаю: "Боже мой, я же просто хорошенькая там была!" Никогда у меня не было умиления перед своей внешностью, я находила у себя массу недостатков, что и было на самом деле. Я хотела играть Софью Александровну, хотя мне больно окунаться в то время. Наверное, как и многим в нашей стране - почти в каждой семье остались раны 30-х годов прошлого века. В том числе и в моей. Мой дед Станислав Венедиктович Станкевич был комиссаром во время Гражданской войны. Служил в Генштабе. Потом стал чиновником в Ленинграде, занимался распределением жилплощади. А сам жил в одиннадцатиметровой комнате в коммунальной квартире с женой и двумя детьми, сыном и дочкой, моим отцом и его сестрой. В 1937 году его арестовали. Полгода бабушка отстаивала страшные очереди в тюрьму с передачей для деда. Потом передачи перестали принимать: якобы деда отправили в лагерь "без права переписки", а на самом деле его расстреляли, как это спустя много лет обнаружилось в документах. Бабушку с одиннадцатилетним сыном и маленькой дочкой отправили в Каргополь, потом в деревню Вышетино в Тверскую область.

На семье было клеймо "врага народа". Мою интеллигентнейшую бабушку Марию Карловну Гейснер никуда не брали на работу. Хрупкая, маленького роста, она устроилась сторожем на дровяной склад. Ей выдали тулуп и ружье. Она с юмором рассказывала нам: "И вот я бегаю вокруг этого склада с ружьем наперевес..." Отец окончил школу, но его не принимали в высшие учебные заведения как сына "врага народа".

- Знаю это по судьбе моей матери, дочери сосланного на Соловки и погибшего там.

- Тогда сосед по лестничной клетке, известный ленинградский скульптор, профессор Академии художеств Василий Львович Симонов, предложил усыновить моего отца. Он дал ему свою фамилию. Отец стал Павлом Васильевичем Симоновым. Это наша благоприобретенная фамилия. Поступил в Ленинградскую военно-медицинскую академию, стал известным ученым, в чем ему помог смелый, самоотверженный человек, не отдавшийся власти страха.

- С этим вы шли в картину "Дети Арбата"?

- Да. И первым съемочным днем была съемка в тюрьме, сцена прощания Софьи Александровны с сыном перед его отправкой в ссылку, в Сибирь. На пробах я дважды играла эту сцену с двумя партнерами. Еду на съемку (мы снимали в настоящей тюрьме), и у меня начинаются сердечные спазмы, буквально приступ. Меня почти парализует... Режиссер помог мне с этим справиться. Позже я поняла, что это груз памяти и груз ответственности за муки, которые приняли мои родные и десятки миллионов людей в нашей стране.

Нечто похожее произошло с Чулпан Хаматовой. Мы ехали со съемки из Твери, и Чулпан стала говорить, просто кричать: "Мне страшно! Я не могу!.." Ее буквально трясло.

- В "Детях Арбата" передана атмосфера страха, в котором существовала вся страна. Физически ощутим вязкий, жуткий воздух. Он душит, убивает...

- Мне неловко говорить о картине - я жена режиссера этого фильма Андрея Эшпая. Хотя способна дистанцироваться. Был такой случай... Я переписывала картину на кассеты, она все больше и больше втягивала меня, не отпускала. Выходила на лестничную клетку, стояла у окна, курила, хотя я вообще не курю. Вспоминалось, как я много лет назад читала "Архипелаг ГУЛАГ" - запоем, ужасаясь, страдая. И в сотый раз заново все переживала.

- Вы вспомнили ваших ранних героинь, девушек милых, чистых, трепетных. С тех пор прошло больше двух десятилетий. Возможны ли сегодня такие героини на экране?

- Да. Теоретически. И отчасти реально: без них не может существовать искусство. Я не говорю о буквальном перенесении их в сегодняшнее кино, это, естественно, невозможно.

- Разумеется, время ставит свои меты на каждом поколении. Но вы говорите о некоей реальной возможности появления в кино подобных персонажей?

- Мне кажется, Чулпан Хаматова и Евгений Цыганов сыграли таких людей. Им, на мой взгляд, удалось сделать то, что когда-то сделали Жанна Прохоренко и Владимир Ивашов, Жанна Болотова и Владимир Земляникин, позже - Елена Коренева и Евгений Киндинов. Чулпан и Женя в нашей картине тоже рассказали историю прекрасной, высокой любви. Вымышленные герои, они становятся частью нашей общей жизни, фактом нашей биографии. Мы с этим проживали жизнь.

Потом такие герои, казалось, ушли. Совершенно ушли. Властителями душ стали дикторы телевидения, ведущие телепрограмм, разных шоу, пародисты, попса. И вот спустя годы это снова прорвалось в истории Саши Панкратова и Вари Ивановой. Я убеждена, что такие герои увлекают зрителей, в том числе и молодых, что особенно важно. В Интернете идет переписка именно среди молодых людей. Пишут: "Я ничего подобного не видел. Отдам стипендию, кто скажет, где купить кассету?" Это вселяет надежду: стало быть, вечные ценности живы.

- Есть ли такие герои на нынешней сцене?

- Театр сейчас живет очень разнообразно. Такую девушку сыграла Чулпан Хаматова в "Трех товарищах" на сцене Театра Современник.

- Но это инсценировка довоенного романа Ремарка. И "Дети Арбата" опубликованы шестнадцать лет назад. И все это персонажи из первой половины ХХ века. Есть нечто, хотя бы отдаленно напоминающее такие истории любви в современной драматургии?

- Надеюсь, кто-то сейчас сидит и пишет такую книгу, пьесу, сценарий. Это стало почти раритетом. Но то, что история Саши и Вари увлекла столько зрителей, - свидетельство того, что люди тянутся к чистоте при всем нынешнем тотальном цинизме. Рассказать об этом пока могут немногие.

- У вас было много молодых партнеров в "Детях Арбата". Как вам с ними работалось? На сцене вы ведь раньше уже встречались с Чулпан Хаматовой?

- Да, мы вместе играли в спектакле "Сильвия". Мне было необыкновенно интересно с ними и очень легко. Я много от них получила во время нашего общения. Очень способное поколение. И другое, нежели мы.

- В чем?

- Они более свободны, независимы. Мы были больше частью целого, нас так воспитывали. Есть любопытный пример на эту тему. На Западе испокон веков на конверте первым писали имя адресата, затем квартиру, номер дома, улицу и т.д. У нас все было ровно наоборот. Начинали со страны, города, только в самом конце добирались до конкретного лица... До части всего этого. Быть частью целого не так плохо в каком-то смысле. В театре, когда стремишься играть в ансамбле. Но в жизни каждый - личность со своим миром, позицией, чувствами, страстями, взаимоотношениями. Это я постоянно ощущала в моих молодых партнерах.

Сегодня актеры получают нормальные деньги за свою работу. Они чувствуют себя увереннее. Они имеют свободу в выборе ролей, сценариев.

Наши молодые актеры пришли из театра: Чулпан Хаматова, Женя Цыганов, Инга Оболдина, Даниил Страхов, Зоя Кайдановская, Анастасия Скорик, Андрей Кузичев, Юлия Свежакова, Юрий Колокольников, Игорь Гордин. После работы с ними я точно знаю: это сложившееся, мощное поколение.

- Человек театра, вы считаете, что актер по-настоящему формируется и вырастает на сцене?

- Театр дает актеру возможность играть разные роли. Театр - это лаборатория, театр готов к эксперименту. Конечно, если это настоящий театр с настоящими режиссерами, как, например, Мастерская Петра Фоменко. А кино - лотерея. Возьмут тебя на роль - не возьмут? В редчайших случаях кинорежиссер дает актеру право искать, экспериментировать. Как правило, нам предлагают то, что мы уже делали, и не раз. Мало кто решается на пробы - обычно пользуются наработанным. Это тиражирование - очень серьезная опасность. Ни в кого не хочу бросить камень, сама через это прошла. Долго играла ходячую добродетель, святую невинность. Ничего другого не предлагали.

- Но у вас был "Школьный вальс", где вы играли отнюдь не святую невинность? Ваша героиня там шла к цели, переступая через чужие судьбы.

- У этой роли своя предыстория. Я выступала на встрече со зрителями вместе с режиссером Павлом Любимовым. Жаловалась, что мне дают играть только голубых барышень. И тогда Любимов сказал: "Давайте попробуем вас в другом качестве". И дал соответственно роль, за что я ему бесконечно благодарна. И все же зрители запомнили меня именно милой барышней. Сейчас использование актерского имиджа усугубилось потоком сериалов. Рожденной ими доступностью, когда актера можно получать каждый вечер под чай, под рыбку, под водочку... Подо что угодно... Здесь и начинается безумное тиражирование.

Надеюсь, что сериальное безумие - это переходный период. В Америке четкое разграничение на актеров большого кино и актеров телесериалов. Актер сериала в Америке - как бы актер второй категории. Сериалы там - чистая индустрия. И в этом нет ничего оскорбительного. Каждый занимает свою нишу. Кто-то уходит в большое кино, как Джордж Клуни, остальные продолжают спокойно работать. Может быть, мы когда-нибудь к этому придем?

Впрочем, в сериальном потоке есть, мне кажется, и положительный момент. Я хорошо помню середину 90-х годов, когда у актеров не было работы. Соответственно не было средств к существованию. Актеры встречались и спрашивали друг друга: "Ты что делаешь?" - "Кафель в ванных кладу. А ты?" - "Обои в квартирах клею". Иногда доходило до драматических парадоксов. Был случай, когда одного актера хотели ввести на роль. Он стал отказываться: "Я не могу вводиться. Надо будет каждый день ездить на работу, нужны деньги на транспорт. А я могу позволить себе поездки только пять раз в месяц". Сейчас актеры во многом благодаря сериалам получили возможность выжить.

- В конце прошлого театрального сезона вы блистательно сыграли девяностодвухлетнюю старуху в спектакле "Три высокие женщины", за что получили премию "Хрустальная Турандот". Вам удалось соединить в этом образе трагическое и комическое начала.

- Вот и еще одна возрастная роль. С ней все произошло как будто совершенно случайно, родившись из телефонного разговора с актрисой нашего театра Верой Бабичевой. Она рассказала, что у ее мужа, очень хорошего режиссера Сергея Голомазова, есть прекрасная пьеса знаменитого драматурга Олби, в которой только три героини. Их возраст - девяносто два года, пятьдесят два года и двадцать шесть лет.

- Вы сразу решили играть старуху?

- Нет. Мы решили, что я попробую ее сыграть. Я никогда не считала себя острохарактерной актрисой, хотя всегда мечтала об этом. Как лысый завидует обладателю недосягаемой для него буйной шевелюры, так я завидовала актерам, наделенным даром острохарактерности. Я долго искала образ своей старухи. Пробовала говорить басом, жалко подражая Раневской. Пробовали уродливый, просто дикий старческий грим... В конце концов я вырулила на старую женщину, которая была похожа на мою бабушку Марию Карловну, Мерю, как мы ее называли в детстве.
При всем пережитом бабушка сохранила поразительно светлое мировосприятие и жизнелюбие, что меня в ней всегда поражало. Я не понимала, как можно было сохранить такой свет и любовь к людям? Верить, что все равно будет светлое завтра? Бабушка умерла в очень пожилом возрасте, ничего из этого не растеряв. Для меня все это совпало с ролью.
В театре, в кино для меня самое страшное - это общее место. Герой может быть абсолютно вымышлен. Может быть приближен к кому-то реальному. Может быть подсмотрен. Но когда он, характер этот, определяется, возникает фокус, становится очень легко. Приходит свобода импровизации, уже от лица твоего персонажа.
Я трачу очень много физических сил, играя спектакль "Три высокие женщины". Но получаю при этом огромное удовольствие. А иногда происходит нечто мистическое, когда я вдруг слышу голос бабушки.
Еще одна близкая мне тема в этой роли - тема ухода, угасания, что само по себе очень драматично. Мой отец умер в семьдесят шесть лет от инсульта. Блестящий ученый, яркий человек, он угасал на моих глазах, но и в этом состоянии проступала его незаурядная личность.
В конце спектакля у моей героини есть такие слова: "Счастье - это приближение конца, когда все уже сделано, когда ты останавливаешься, когда ты можешь остановиться". Для меня в них мысль о том, что надо прожить жизнь, чтобы, несмотря на трагизм нашего ухода из жизни, ты имел бы право сказать себе: "Можешь остановиться, ты прошел свой путь. Все уходят, это закон бытия. Но уйти хочется достойно". Придя к согласию с самим собой.

- Можно ли считать, что вы простились с ролями драматических героинь среднего возраста? Вы так увлеченно рассказываете о ваших не юных героинях...

- Нет. Я сейчас играю в театре в спектакле "Круг", где моей героине двадцать пять лет. Играю Нору примерно того же возраста. Я не понимаю моих коллег, идущих на всякие ухищрения и экзекуции, на резкие меры по омоложению своей внешности. Я не хочу искусственно молодеть. Есть роли в театре, которые я могу играть, не прилагая для этого подобных усилий.

В кино, естественно, иное. Сниматься "через сеточку"? Нет. Я не думаю, что буду еще много сниматься в кино. Хотя надеюсь в обозримом будущем сыграть женщину любящую, любимую и не самую счастливую.

- Есть ли у вас некая очень близкая вам мысль, которая так или иначе помогает вам в трудные минуты?

- Говорят, характер человека - его судьба. У каждого человека своя судьба. И все же... Мой педагог по французскому языку изумительная Ада Владимировна Брискиндова, которая очень много мне дала, произнесла слова, которые я повторяю в трудные минуты: "Женя, герой тот, кто борется до конца..."