Даниил Страхов «Если бы я встретил Тихонова, то не осмелился бы к нему подойти»
Даниил Страхов - молодой актёр, интеллектуал, не терпящий банальности и возврата к сыгранным ролям. Он строг к себе и окружающим. Он не любит упоминать сериал «Бедная Настя», потому что есть «Дети Арбата» и «Перегон», «Мы из будущего» и, наконец, главная роль в проекте «Исаев». Страхов популярен, его узнают на улицах, поэтому для конспирации он назначил мне встречу не в кафе «Элефант», а в кафе «Ботаника»- Даниил, какие чувства испытывает человек, которому предлагают сыграть Штирлица в молодости?
- Какую именно гамму чувств я испытал, сейчас уже не вспомню. Но это было не рядовое предложение. Я знал, что по роману Юлиана Семёнова фильм снимает режиссёр Сергей Владимирович Урсуляк, а эта фамилия для меня многое значила, поэтому я испытал что-то вроде трепета. Урсуляк - серьёзный режиссёр. И когда мы с ним «пробовали» этот материал, я понял: если он меня не утвердит, я буду очень сильно переживать. Сергей Владимирович стал для меня старшим другом, осмелюсь так сказать, и бесконечное чувство уважения к нему перешло в хорошее общение после съёмок.
- Вы проходили кастинг, или вас сразу утвердили?
-Сергей Владимирович не устраивает кинопробы. Он сам как артист знает, насколько это приблизительный и неточный экзамен для актёра. Он умеет понять человека, и ему достаточно подготовительного периода, чтобы разглядеть артиста. Проба на плёнку в условных декорациях не может дать точной информации - сложилось или нет. Тем более в такой длинной истории, как «Исаев», когда невозможно войти в роль с первого кадра. Полагаю, что у Сергея Владимировича были другие кандидатуры на роль Исаева, но я рад, что он остановился на мне.
- Вы что-нибудь пытались позаимствовать у Вячеслава Тихонова?
-Я как артист не собирался создавать персонаж, в корне отличающийся от образа тридцатилетней давности, созданного Вячеславом Васильевичем. Мы как бы перекидывали драматургические мостики в «Семнадцать мгновений весны». Сам я к этому кинопроизведению отношусь с огромным уважением. Мы не собирались делать вид, будто до нас ничего не было, не было культового фильма Татьяны Лиозновой. И это, разумеется, отразилось на том, как разговаривает мой персонаж, на его манере курить... При этом мы не копировали игру Тихонова, а как бы ставили в голове у зрителя знак приблизительного равенства. Зритель должен был поверить, что вот этот человек через двадцать лет сможет превратиться в того блистательного Макса Отто фон Штирлица, которого все так любят. Фильм может нравиться, может не нравиться - насильно мил не будешь, - но мы делали картину, что называется, на совесть и с большим пиететом по отношению к «Семнадцати мгновениям».
- С Тихоновым встречаться не приходилось?
- Не довелось. Я был бы счастлив, если бы встреча случайно произошла, но специально просить его об этом не хотел, зная, что Вячеслав Васильевич не очень хорошо себя чувствовал, и зная, как ему надоело говорить о Штирлице. Никаких оснований для того, чтобы беспокоить человека по этому вопросу, я не нашёл. Всё, что мне нужно, я взял из картины. Я «прошерстил» её несколько раз, и для меня как для актёра этого материала было достаточно. Но даже если бы я случайно встретил Тихонова, идущего по улице, вряд ли я бы осмелился подойти. Мне кажется, это было бы ему неприятно.
- Вы остались довольны результатом?
- Я считаю, что это лучшая моя работа в кино. Со временем спадёт вся ненужная шелуха, суета уляжется, в том числе абсолютно неправильное отношение к картине, которое возникло в средствах массовой информации. Но этот проект, я убеждён, своё ещё возьмёт.
- Что вам особенно запомнилось во время работы над ролью?
- Сложно что-то выделить. Каждый день на площадке был праздником. Каждый день я встречался с потрясающими партнёрами: Сергеем Маковецким, Владимиром Ильиным, и список можно продолжать. И каждый раз это был экзамен не только на профпригодность, но и на умение соответствовать своему партнёру. Это был бесконечный экзамен и бесконечный праздник. Хороший партнёр - это счастье, а когда это подкрепляется ещё и благожелательным отношением к тебе со стороны умного и стопроцентно подготовленного режиссёра... Я с ужасом ждал того момента, когда съёмки закончатся. Хотелось, чтобы это продолжалось и продолжалось.
- Я хотела поговорить и о других ваших ролях. Ведь популярность пришла к вам после сериала «Бедная Настя»...
- Мне так надоели разговоры о роли, которая давно растворилась... Лучше её вообще не касаться. Потому, что есть работы с такими режиссёрами, как Малюков, Рогожкин, Эшпай... Дурной шлейф сериальности, который тянется за мной, так осточертел, что для меня это как красная тряпка... Жаль, что в памяти людей остаётся не лучшее,что ты сделал. Остался в народной памяти, к примеру, Герострат, который сжёг храм Артемиды, а не те, кто его по кирпичику выстраивал.
- Видимо, зритель устаёт от насилия на экране, многие предпочитают романтические сентиментальные фильмы.
- Поклонников таких сериалов нужно воспитывать. Вкусовая планка на нашем телевидении снизилась. Нашему замечательному зрителю нравится уже почти всё, что ему ни дай... Нельзя превращать телевидение в помойное ведро. Хотя «Бедная Настя» по сравнению с тем, что сейчас снимают и показывают, - шедевр телевизионного искусства. Но я не люблю возвращаться к тому, что сыграно более пяти лет назад и не представляет никакой кинематографической ценности, это просто вредит мне.
- Вы ещё в детстве увлекались театром? Почему вообще решили стать актёром?
- Актёром я решил стать «от балды». И поступил так же. Я не должен был поступить, «слетел» везде, но потом добился повторного прослушивания у Авангарда Николаевича Леонтьева и был им принят. Вся наша жизнь, с моей точки зрения, предопределена.
- Что нового произошло в вашей жизни за последнее время?
- Спектакль «Варшавская мелодия» в Театре на Малой Бронной. После такой серьёзной и долгой киноработы с Урсуляком в течение года я нигде больше не играл. Но понял, что пора возвращаться в театр, за год сделал три театральные работы: «Вокзал на троих», «Почтальон всегда звонит дважды» и «Варшавская мелодия». Что касается кино, предложения есть, однако экономический кризис ещё не вычистил шелуху из киношного бизнеса, а, наоборот, её усугубил. Халтура осталась. Денег на что-то стоящее стало в разы меньше. Может, я излишне критичен, но всё, что предлагают мне после «Исаева», не выдерживает никакой критики. Возможно, в конце концов мне придётся пересмотреть свои позиции, но пока я держусь и не соглашаюсь на эти предложения.
- Скажите, пожалуйста, почему вы так сопротивляетесь просьбам рассказать о ваших близких?
- Разговоры о супруге, о домашних - это от лукавого. Я это когда-то делал - был дурак, был молод...
- К критике как относитесь?
- К критике отношусь плохо. Есть, разумеется, профессиональные люди, которых становится всё меньше и меньше, но даже им приходится в современных условиях понижать планку. Как, впрочем, и вашему брату журналисту. Журналист может написать и по-другому, но уже не напишет, потому что это никому не интересно. Потому, что редактор просит что-нибудь попроще и поострее... То, что я прочитал, например, о спектакле «Варшавская мелодия», настолько меня разочаровало и расстроило, что я вообще перестал читать критику по поводу этого спектакля. Профессиональная критика подразумевает серьёзный разговор о спектакле, об актёрской работе. А если это просто ругань, не досмотренный до конца спектакль или не увиденный вовсе, а рецензия просто списана у коллеги, который тоже не ходил, то становится обидно.
- Хорошо, давайте сменим тему. Несколько вопросов полегче. Скажите, есть ли историческая личность, которая вам интересна?
- Мне интересен Маяковский, его судьба, его личная драма. Он гениальный поэт.
- Он сделан из железобетона...
- Как говорят, на вкус и цвет товарищей нет. Искусство тем и интересно, что двух одинаковых мнений быть не может.
- Со спортом дружите?
- Я ходил в спортзал, потом перестал, потому что стало скучно. К тому же понял, что свою творческую задачу по наращению физической массы я выполнил. Это было нужно для картины «Исаев». Этот герой должен быть тяжелее. Я имею виду не только физическую составляющую, но и энергетическую. Я набрал лишних десять килограммов, которые потом сбросил, чтобы играть другие роли. В «Исаеве» я весил девяносто четыре килограмма.
- Как вы относитесь к съёмкам актёров в рекламе?
- Я сам, когда был моложе, снимался, но это от безысходности. Для меня в тот момент это был не дополнительный заработок, а необходимость. Я не вижу ничего дурного. Надо просто понимать, что ты рекламируешь.
- У вашей мамы есть любимая роль в вашем исполнении?
- Я с ней это не обсуждал.
- Не может быть.
- Может.
- Вы работаете в Театре на Малой Бронной. Многие актёры считают театр своим вторым домом, как вы относитесь к этому?
- Мой дом находится по моему домашнему адресу. Я в театре не живу. В этом театре я работал, когда главным режиссёром был Андрей Житинкин. Затем ушёл. А когда на эту должность назначили Сергея Анатольевича Голомазова, с которым мы когда-то сделали несколько спектаклей, он пригласил меня на роль в свою очередную постановку - «Варшавская мелодия». И я вернулся в театр на конкретную работу. Театр на Малой Бронной - это то место, где лежит моя трудовая книжка. Путать понятия «театр» и «дом» я бы не стал. Некий священный ореол, якобы окружающий театр, сильно преувеличен.
- Учитывая, что ваша жена актриса, вам легко было работать вместе?
- Мне тяжело. А ведь кто-то получает от этого удовольствие. В каждой актёрской семье этот вопрос решается по-разному. Для кого-то это стимул на всю жизнь - возникают творческие союзы, например, режиссёр Колосов и актриса Касаткина. Я со своей женой несколько раз пересекался в работе, и всякий раз это приводило к неудовлетворительным результатам, не только в смысле творчества. Скажем так: нам это выходило боком. Для нас это отрицательный опыт.
- Вы имеете большой водительский стаж, какие автомобили предпочитаете?
- Я не буду оригинален, если скажу, что предпочитаю западные модели, хотя первые мои машины были советские. Я довольно долго ездил на старой «четвёрке», доставшейся мне по наследству. Это была прекрасная вместительная машина, неприхотливая. Но это была «четвёрка», сделанная на экспорт. Потом у меня была 99-я модель «Жигулей». На мой взгляд, вершина советского автопрома. Я купил её за четыре тысячи долларов, ездил три года и продал... за четыре тысячи долларов. С точки зрения возврата вложенных средств идеальный вариант. Потом моё благосостояние начало улучшаться, появились японские машины, которые я и предпочитаю до сих пор.
- Как ведёте себя на дорогах?
- Дорога - это всегда опасность, всегда ответственность. И не только за себя, но и за пешеходов. Я не делю водителей по половому принципу. Существует большое количество ужасных водителей-мужиков, а многие дамы дают нам сто очков вперёд. Женщины более законопослушные, а Москва - это такой организм, который в смысле вождения живёт по своим законам. Женщины не понимают, что иногда лучше нарушить, чем ехать по правилам, и в результате создают аварийную ситуацию. Однако лучше пусть так, чем водители на разбитых «копейках», которые правила дорожного движения вообще никогда не открывали.
- Вы чем-нибудь ещё увлекаетесь помимо профессии?
- Я очень скучный человек: не катаюсь на коньках, не занимаюсь дайвингом и не пишу... Талантов таких в себе не находил.
- Даниил, некоторые считают вас сдержанным и закрытым человеком.
-Да, я закрытый, но не сдержанный. И я этим не горжусь. Профессия у меня эмоциональная.
Расспрашивала : Элина Богалейша