Даниил Страхов. «Живу настоящим!»
Сергей Некрасов. Даниил, в свои тридцать лет Вы достигли немалых творческих успехов. На Вашем счету несколько престижных актерских наград. Вас узнают на улице. Что в профессии актера для Вас наиболее важно, а что – сложнее всего?Даниил Страхов. Сложнее всего в нашей профессии – научиться ждать своего часа, когда у тебя нет работы. Мое поколение актеров училось и формировалось в эпоху перестройки, в тот самый период, когда в нашей стране практически не было ни кино, ни телевидения. Избалованными нас не назовешь: страх потерять работу в той или иной степени есть в каждом из моих ровесников. Ситуация ведь была простая – сегодня откажешься, завтра про тебя забудут и больше ничего никогда не предложат. Ну а когда есть много разных предложений – очень важно остановиться в нужный момент. Хорошо, конечно, верить, что твоя работа приносит кому-то счастье, но, примеряя на себя разные роли, возникает риск потерять самого себя. Жить жизнями драматических героев, развиваться за счет эмоций, которые переживают твои персонажи, - занятие сложное и небезопасное.
Н. - Вы исполнили много самых разных ролей, как на сцене, так и на экране – от Калигулы и Париса до Дориана Грея и Чикатило. Но играть офицеров Красной армии до «Перегона» Вам, похоже, приходилось лишь однажды (в картине «Грозовые ворота»). Как бы Вы охарактеризовали своего героя в новом фильме Александра Рогожкина?
С. - Капитан Лисневский, безусловно, патриот и аристократ от армии, то есть носитель ее лучших традиций. Когда я работал над этой ролью, то представлял, что мой герой – бывший дворянин, но просто по понятным причинам не афиширует своего происхождения. Поймите правильно, ничего подобного в сценарии, конечно, не было. Просто такие мысли были у меня в голове. Что же касается характера Лисневского – то это, так сказать, «человек в шкатулочке», старающийся никого не пускать в свою жизнь, поскольку ему есть что скрывать. Он очень силен внутренне, но у каждого есть своя ахиллесова пята, и мой герой не исключение.
Н. – Когда слышишь от Вас слово «аристократ», невольно вспоминаешь о Владимире Корфе из «Бедной Насти». Однако в «Перегоне» облик Вашего героя, прямо скажем, не навевает воспоминаний об этом красавце дворянине. В чем причина – в гриме или в актерском внутреннем перевоплощении?
С. – Никакого сложного грима на мое лицо не накладывали: нос мне не изменяли и уши не оттопыривали. Сказать по правде, ваши слова меня изрядно порадовали, поскольку от бесконечных сравнений с бароном Корфом я устал давным-давно. Заложником одной роли мне бы становиться совсем не хотелось. Как, наверное, любой из моих коллег, топтанию на месте я предпочитаю движение вперед. Что касается внутреннего перевоплощения, то говорить об этом имеет смысл лишь с большой долей самоиронии, иначе моментально возникает гипертрофированное чувство собственной значимости. Актерская игра – материя крайне тонкая, и описать ее цитатами из книг Станиславского (хотя в них, конечно, все верно) не получиться. Думаю, артисты и не знают точно, что происходит у них внутри при работе над ролью, а если и знают, то рассказывать об этом в любом случае не станут. Роль же Лисневского была сложна по определению, поскольку складывалась она из большого количества эпизодов, где с моим персонажем практически ничего не происходило. В сущности, моему герою приходилось в основном встречать и провожать самолеты, занимаясь попутно некими хозяйственными проблемами. Тайная сторона его жизни приоткрывалась крайне медленно. У меня была только одна яркая в эмоциональном отношении сцена – и та уже в самом финале фильма. Плавно и естественно подвести зрителя к ней – в этом и состояла моя задача, трудная и увлекательная одновременно.
Н – Пользовались ли Вы при подготовке к роли какими-либо литературными или историческими источниками помимо сценария?
С. – Драматургическая основа «Перегона» была настолько крепка, что копаться в архивных документах мне не понадобилось. Сценария оказалось вполне достаточно. В нем были прописаны даже мельчайшие нюансы. Ну а на съемочной площадке, когда я подходил к Рогожкину и начинал задавать ему вопросы, он по-доброму, но твердо произносил одну и ту же фразу: «Даниил, в сценарии все написано». Надо сказать, Александр Владимирович – автор в лучшем смысле слова тоталитарный. С актерами он вообще не очень много разговаривает и тем более не спорит, а импровизацию допускает, но не одобряет, поскольку твердо знает, какой результат хочет получить. Поначалу я довольно сильно по этому поводу нервничал, но примерно через неделю понял: нужно включить интуицию и полностью довериться постановщику. К счастью, это мне удалось, и впоследствии я уже мог получать максимальное удовольствие от работы и общения с этим режиссером. Лишь однажды спор с Рогожкиным окончился моей победой. Так получилось, что на съемках, начавшихся в мае 2005 года на Кольском полуострове, согласно графику первым делом мне нужно было сыграть финальную сцену. И сыграть ее на должном уровне я не смог. Ну не произошло чуда кинематографа, и все. Трудно было понять те внутренние изменения, которые к концу ленты должны были произойти с моим героем. Я очень переживал, и Александр Владимирович прислушался к моему мнению и в конце съемочного периода, когда мы уже работали под Великим Новгородом, все же решил эту сцену переснять. И все прошло как по маслу. К тому времени я, как мне кажется, уже научился угадывать направление режиссерской мысли, да и психологический портрет Лисневского представлял себе довольно хорошо.
Н. – Легко ли Вам дались съемки на Кольском полуострове? Все-таки Север…
С. – Впечатления о работе на Кольском полуострове у меня остались самые лучшие. Это просто незабываемо. Там все другое: и небо, и земля, и вода, даже дышится как-то по-особенному. Словно весь мир сделан из иных материалов. Ты сталкиваешься с какой-то невиданной доселе гранью бытия. Видимо, сказывается удаленность от цивилизации. Природа поражает своей строгостью и в чем-то даже скупостью, но палитра ее красок просто неописуема. Такие тона не встретишь ни в Африке, ни в Австралии, ни в средней полосе России. Хорошо, что съемки начались именно там. Это задало всей нашей картине нужный тон. Но климатическая зона, конечно же, о себе напоминала. Иногда дул ветер, и было довольно холодно, а когда его порывы стихали, мне в своей шинели становилось ощутимо жарко.
Н.- И неизбежный вопрос о планах на будущее…
С. – Ну, никто не любит говорить об этом заранее. К тому же только вчера я отметил свое тридцатилетие (интервью состоялось 3 марта. – Прим. ред.), а это такой рубеж, когда прежде всего хочется подвести итоги и разобраться со своими внутренними счетами. Скажу лишь, что сейчас ни одного контракта на будущее по разным причинам у меня еще не подписано. Впрочем, текущей работы у меня довольно много. Живу настоящим!
Сергей Некрасов
Журнал "Фильм", №4 2006