На правах рекламы:

Информационные стойки из Европы - демонстрационные системы. Автоматизация типографии.




Даниил Страхов. «Я не спринтер, я стайер»

Театральная Москва заговорила о нем после громкой премьеры спектакля режиссера Андрея Житинкина «Портрет Дориана Грея». Тогда многие были уверены: у Страхова блестящее театральное будущее. Талантлив, органичен, работоспособен. Но с театром не сложилось. Были свои причины. Зато в кино Даниил оказался весьма востребован. Настолько, что сниматься в трех крупных проектах – сериалах «Бедная Настя», «Звездочет» и «Дети Арбата» - ему пришлось одновременно. В прошлом году Страхов появился уже на большом экране, в картине Александра Рогожкина «Перегон». То ли будет в этом...

-Даниил, сейчас работы достаточно или хочется больше?

- Я не скажу, что в данный момент задыхаюсь от работы, но грех жаловаться. Столько съемок, сколько сейчас – нормально. Могло бы быть и больше, но ощущения паники, что дело – труба, не возникает.

- Многим актерам сериалов трудно выйти на большой экран... Как считаете, вам удалось?

- Смотря что под этим подразумевать. Если то, попал ли я в полукиношную, полугламурную тусовку, то нет. Но я туда и не стремился никогда – это глупо и бессмысленно. С другой стороны, отвечу «да», потому как снялся у Рогожкина в картине «Перегон», и для меня это большое событие. Безусловно, хотелось бы еще сниматься в полном метре, а получится или нет, покажут ближайшие полгода.

- По театральной сцене не скучаете?

- На данный момент в моей практике театра нет вообще, и не скажу, что рад этому. Была антреприза. Это, конечно, не совсем театр, скорее, постоянный заработок. Но кочевать ради заработка по городам и весям, слава богу, у меня нет необходимости. А что касается стационарного театра, то считаю его достаточно архаичным организмом, древним и дряхлым, где никакой реструктуризации не происходит. Находиться в театре все время очень тяжело. Нужно во всем подчиняться воле главного режиссера и всему этому театральному организму. Рано или поздно начинаются противоречия, я сталкивался с этим в Театре имени Гоголя, когда главный режиссер забыл, что отпустил меня на гастроли с другим театром, на спектакли которого уже были проданы билеты. В итоге ты вынужден либо кинуть одних, либо оставить других, и тут ничего не попишешь. А в Театре на Малой Бронной приходилось решать: стоит ли оставаться в театре, который переживает кризис, вызванный тем, что очередной главный режиссер не нашел общего языка с директором. Когда там идет великая сеча, а ты стоишь между, и в этот момент тебя приглашают сниматься одновременно в трех проектах: «Бедная Настя», «Звездочет» и «Дети Арбата» - что вы выберете? Наверное, все-таки последнее. Есть вещи, которые на определенном этапе невозможно совмещать. К тому же меня давно никто и ни в какие театры не звал. Обычно так: «Приходите, Даниил, мы понимаем, что вы очень занятой, но давайте как-нибудь договоримся, совместим наши графики, а пока на одну роль...» - «На какую?» - спрашиваю. А в ответ: «Вы сначала придите, а там уж решим». Ну это же не разговор! Мы взрослые люди, ну что я буду, как огурец в засол, на всякий пожарный соглашаться.

-Если бы Табаков вас сейчас позвал, пошли бы в МХТ?

- Он меня не позовет. Когда я поступал в Школу-студию МХАТ, он не хотел меня брать. Вот не хотел и все. Говорит будущему худруку курса Леонтьеву: «Не нужен он тебе, Авангард Николаевич». А вот Авангарду Николаевичу большое спасибо: он меня посмотрел еще раз и все-таки взял. А если бы не взял, еще неизвестно, как моя жизнь сложилась бы.

- А к чему с детства тяга была?

- К красивой жизни. Не к сладкой, потому что тогда не было никакого гламура, это были 90-е: свобода, Виктор Цой, Белый дом, танки, водка. И иллюзия, что актерство – это очень красиво, здорово, а главное – не пыльно. Я занимался в школьном театре «Фантазия» под управлением Вадима Злотникова, в моей школе № 734. Эта студия была очень популярна, Вадим совершал чудеса с детьми, они переставали пить, курить, ругаться матом, приходили в театр, занимались музыкой, рисовали, играли. Я не скажу, что все время пропадал на репетициях, но помню, что сыграл там пьяного Кюхельбекера, потом Кота в «Драконе». Выходил на сцену в настоящей куртке, летчика времен Великой Отечественной войны. Она была вся рваная, хиповая, от нее прямо по ходу действия отваливались куски. Я в ней еще и в жизни ходил. И вот роль Кота была моей самой заметной ролью. И театр «Фантазия», безусловно, повлиял на мой дальнейший жизненный выбор вместе с Вячеславом Тихоновым, нашим незабываемым Штирлицем. Я когда увидел его, подумал: «А чем я хуже?» Он ходит, красивый и умный, к тому же молчит, что, я так не смогу, что ли? Потом появилось первое кабельное телевидение, где по ночам помимо всяких неприличных фильмов шли картины, которые для меня стали откровением. Например, «Полуночный экспресс». Помню, от него меня просто трясло. Я не мог прийти в себя, не понимал, почему испытываю такую степень сопереживания, потрясения от этой картины. Это тоже не могло не повлиять на мой выбор.

-У вас сейчас часто берут автографы. А вы в свое время коллекционировали чьи-нибудь подписи?

- Что интересно – никогда. Хотя я начинал сниматься еще мальчишкой, и рядом со мной был Александр Филиппенко, потом Вячеслав Невинный, не знаю, почему мне даже в голову не приходило взять у них автограф.

- Никогда не возникало мысли, что выбрали не ту профессию?

- Временами думаю, что можно заняться чем-то иным. Но если браться за что-то всерьез, то с актерством придется завязывать, а я не уверен, что пора. Все должно произойти само собой. Сейчас я учусь на продюсера в продюсерской школе Александра Акопова, это первый и последний его опыт. И скажу, что это беспрецедентное для России явление, потому что в таком объеме и в таком качестве продюсеров у нас еще не обучали и не факт, что будут. Туда входит все - и операторское мастерство, и экономика, и драматургия, и семинары Александра Митты. Помимо того, что это безумно интересно, это еще очень расширило мой актерский кругозор и во многом усложнило мою жизнь на площадке. Потому что раньше я только как артист воспринимал все сложности съемочного процесса. Например, требуется снять шесть минут в день, что для качественной съемки достаточно много. Почему именно шесть, зачем? Теперь я понимаю интересы продюсера, почему нужно снять именно столько и за такой период времени. Но, повторяю еще раз, это не означает, что я завязываю с актерством.

- Вы сильный человек?

- Правильно было бы ответить – нет. Любой человек, который думает, что он сильный, очень ошибается. Сила – вообще иллюзорное понятие. Я перестал питать иллюзии по поводу своей силы, будто от меня в этом мире что-то зависит, будто я могу что-то изменить, что я вообще способен сам внутренне измениться. Я перестал так думать – и в этом моя сила, потому что только без подобных иллюзий и можно что-то изменить.

- В чем ваша слабость?

- В том, что я боюсь показаться слабым. Пробить какую-то брешь в тех заградительных отрядах, которые я выстраиваю, достаточно сложно. Я редко бываю искренним с публичными людьми. Не думаю, что моя слабость, просто некое качество. (Смеется.) А вообще я слабый.

- Вас считают этаким холодным, самовлюбленным снобом. Не задумывались, почему так?

- Не знаю, как ответить на этот вопрос серьезно. Есть вещи, которые происходят помимо человеческого желания и воли в принципе. Я ни с кем не братаюсь – вот это во мне есть. Когда пытался это делать, получалось только хуже. За «своячка» не сойду. Хотя на самом деле я очень открытый, не знаю почему обо мне думают иначе. Понимаю, что бессмысленно что-то менять, кого-то переубеждать: никто и никогда не поверит, что я другой. Может, это какая-то типажность, что-то идущее от внешности, из-за чего создается подобное впечатление. (Смеется.) Даже если бы я каждый день в течение месяца валялся пьяным напротив СТД – и то ничего бы не изменилось. Это стереотип восприятия, и каким образом он складывается – для меня загадка.

- Может, стоит быть более открытым в тех же самых интервью, подробнее рассказывать о личной жизни – и все и станет по-другому?

- А зачем мне пускать прессу в свою спальню? Что измениться? Ничего хорошего не выйдет. Слишком много у нас статей из серии «Звезды в спальне», «Звезды в сортире». Я понимаю, что многим интересно, где же и как Страхов ходит в туалет, но писать про это недопустимо. Мне плевать, до какой степени откровенности доходят некоторые звезды, это их личное дело. И если спуститься с небес на землю, не надо забывать, что когда о публичном человеке становится известно все, он быстрее выходит в тираж, чем тот, у которого не все комнаты открыты. Я четко определил для себя, о чем можно говорить, а о чем нет. Не скрываю, что женат на актрисе Марии Леоновой. И запечатлеть меня с супругой можно легко, как только я выхожу на какой-то светский раут. (Улыбается.) Я не держу ее в черной комнате, прикованной к батарее, лишь иногда выпуская на воздух подышать.

- С вами легко?

- Я очень тяжелый человек, характер у меня поганый. Но надеюсь, что со мной интересно, может быть, это как-то людей и сдерживает, создает некий баланс.

- Интересным для супруги приходится быть?

- Все происходит само собой. Я не стараюсь быть таким специально. Я же не «старый муж – грозный муж», мы почти ровесники, поэтому либо развиваемся, либо деградируем одновременно. В этом отношении у нас общность.

- А кто, на ваш взгляд, достиг больших актерских успехов?

- Если говорить о количестве зарубок на прикладе, их больше у меня. А если о качестве – все в этом мире относительно, и неизвестно, что останется после нас. Я еще не видел фильм Ларисы Садиловой, в котором снялась Маша, но не удивлюсь, если она сыграла так, что после просмотра выйду и скажу: «Ну что, Маша, пора мне собирать чемоданы и уходить из профессии». Потому что она очень талантливый человек. А чем человек талантливее, тем ему сложнее.

- Времени друг на друга вам хватает?

- Сейчас мы стараемся больше времени проводить дома, уделять друг другу максимум внимания. Не то чтобы жертвуя чем-то в карьере, просто фильтруя: что действительно тебе необходимо, а чем можно и пренебречь. Это опасный путь в современном обществе, потому как в киномире считается: раз отказался, два отказался – третий не позовут. Но тем не менее кидаться во все тяжкие – это спринтерский путь, и пороха в пороховницах надолго не хватит. Я, надеюсь, все-таки стайер.

- Жизнью довольны?

- Да, доволен тем, что я живой. Что я более или менее успешен в профессии и способен обеспечить свою семью, жену, а если потребуется, то и ближайших родственников. Мне грех жаловаться. Хочется, конечно, большего, но если бы не хотелось – значит уже пора на покой, а до пенсии еще далеко.