Моя свобода меня согревает

Его открытое лицо с сурово сдвинутыми бровями глядит с рекламных афиш, с обложек новеньких книг, с экрана телевизора — одновременно на двух центральных каналах. Оно преследует меня в метро, неожиданно возникает в книжном магазине и не отпускает дома. Мой герой знаменит не только по киноролям (а после роли Юрия Шарока в фильме «Дети Арбата», уверена, число его поклонников увеличится — столько в его персонаже обаяния, пусть и отрицательного). Первые шаги, по которым в нем распознали хорошего актера, мой герой сделал все-таки в театре, исполнив интересную роль Аблеухова-младшего в спектакле по мистическому произведеиню Андрея Белого «Петербург» в Театре имени Н. В. Гоголя и сыграв истинного монстра — Дориана Грея в спектакле Андрея Житинкина «Портрет Дориана Грея в Театре на Малой Бронной.

Даниил Страхов очень скептически относится к интервью, считая, что, рассказывая о своих взглядах и пристрастиях, берет на себя большую ответственность перед зрителями и читателями. Ведь он чрезвычайно требователен к себе, а значит, и к людям, его окружающим. Глубокий взгляд с сурово сдвинутыми бровями не обманывает.

-Даниил, в наше время очень много написано и проговорено о том, как трудна и коварна актерская профессия. Вы выросли не в театральной семье, но выбрали именно театральную стезю. Почему?

-Я пошел в театральное училище, не имея представления, что это за профессия. Поступал, естественно, сразу и в «Щуку», и в ГИТИС, и в Школу-студию МХАТ и везде слетел с конкурса: у Евгения Рубеновича Симонова, и у Петра Наумовича Фоменко, и у Авангарда Николаевича Леонтьева. Но потом вместе с мамой мы подошли к Авангарду Николаевичу и попросили его еще раз меня послушать. И тут произошло волшебство — он взял меня на свой курс. За что я ему бесконечно благодарен, потому что, как бы сложилась моя жизнь, если бы я не поступил в первый год, не знаю: начиная с армии и заканчивая просто изменившимися планами, интересами.

-Поступление в Школу-студию МХАТ — удача необыкновенная. Но через год вы перевелись в Щукинское училище. Что толкнуло вас поменять школу?

-Когда в «Щуке» я слетел с конкурса, мы с Евгением Рубеновичем Симоновым договорились, что если у меня по истечении года не пропадет желание учиться у него, то я смогу попробовать еще раз. Желание не пропало. Правда, мой переход совпал с его кончиной. Печальная история.

Что касается разницы школ, - то, по большому счету, это все уже весьма и весьма приблизительно, и мое глубочайшее убеждение, что русская театральная школа теряет свои корни. В Щукинском училище у нас преподавали замечательный Юрий Андреевнч Стромов и потрясающая женщина — Людмила Владимировна Ставская. На первом курсе школы-студии нам читал лекции великолепный педагог Виталий Яковлевич Виленкин — они последние гудочки паровоза, который давным-давно ушел со станции. Отвечая на ваш вопрос, могу также упомянуть о том, что по окончании театрального училища я за пять лет поработал в четырех московских театрах, так что я некоторым образом люблю бегать, поэтому и перешел из одной театральной школы в другую. Или можно сказать, что мне интересно разное. Или еще что я актер-шатун, как назвал меня один режиссер.

-С этим объяснением, может быть, связано и то, что вы не стремитесь осесть в одном театре, пустить корни в одном месте работы?

-Я был штатным артистом Театра имени Гоголя и Театра на Малой Бронной. В Театре имени Моссовета и в Театре Джигарханяна был на договоре. И остался на договоре в Театре имени Гоголя, где по-прежнему играю в «Петербурге». Моя свобода меня согревает. Если я штатный сотрудник театра, у меня этой свободы гораздо меньше. Но смотрите: в вашем вопросе присутствует слово «работа». Раньше театр являлся для многих театральных людей храмом, а с этим словом слово «работа» как-то не вяжется. Согласитесь?

-Вы имеете в виду, что артисты СЛУЖИЛИ искусству?

-Совершенно верно. Традиции русского театра забываются вместе с этими словами...

-Безусловно, и мхатовцы, и вахтанговцы служили преданно одному делу, были верны своему театру-дому. Зато у вашего поколения актеров есть возможность выбирать площадки, режиссеров, страны, сценарии, особенно в тех случаях, когда случаются простои. Вам ведь тоже пришлось столкнуться с проблемой отсутствия ролей?

-Мне тот период, когда я раз в месяц играл только Себастьяна в «Двенадцатой ночи» в Театре Моссовета, помог понять, вбить себе в голову, что нельзя сидеть без работы, смотреть на успехи других людей, считать копейки и сводить концы с концами. Хотя простой закаляет не только тебя самого, но и твои отношения с любимым человеком, и у меня, славу Богу, все хорошо сложилось.

-Даниил, как вы думаете, в актерской профессии важен талант? Или работоспособность? Или везение?

-Для меня все важно. Все это в сочетании с каждой отдельной индивидуальностью либо дает свой результат, либо не дает. Иногда смотришь и удивляешься, как человек, который талантливее тебя в сотни раз, в сотни раз менее востребован, чем ты.

-Последняя ваша роль в театре — Парис в спектакле Роберта Стуруа «Ромео и Джульетта». Какова, на ваш взгляд, идея постановки, заложенная необыкновенным, по-моему, режиссером? Юрий Колокольников, например, объяснил ее так: все герои по-своему талантливы.

-Как я понял, Роберт Робертович ставил спектакль не про любовь, а про жестокость.

-Действительно. Ромео жесток, эгоистичен, ведь, добиваясь любви девушки, не задумывается, что может сломать ей жизнь. И режиссер жесток, что Париса задумал столь идеальным, романтичным. Даже странно, что Джульетта не влюбилась в своего суженого.

-Ваши слова мне приятны, поскольку именно такую задачу передо мной и поставил режиссер: мой герой должен расположить к себе зрителей и убедить их, что, сложись обстоятельства иначе, на месте Ромео, в качестве избранника Джульетты, оказался бы Парис. Другое дело, что, несмотря на ваши слова, я недоволен тем, как я играю эту роль. Чувствую, что не могу никак развернуться...

-Но вы ведь вряд ли скажете, что вам мешает сосредоточиться на роли чрезмерная занятость в кино. Не считаете ли, что, много снимаясь, особенно в сериалах, лишаете себя театральных перспектив?

-Если бы мне позвонил... Кого бы назвать из театральных режиссеров, желательно уже не живущих?..

-Предположим, Мейерхолъд.

-Да! Если б мне позвонил Мейерхольд с предложением о работе, я бы не ответил ему, что у меня «елки».

-Посмотреть, что играют ваши коллеги в театре, успеваете? Театральные деятели обычно жалуются, что у них нет времени. Может, вы похвастаетесь этим?

-Вы знаете, даже в детстве я в театре был считанное количество раз. Да и сейчас не очень люблю ходить. Я вам честно скажу: не знаю, какие сегодня громкие премьеры в наших московских театрах. Раньше у меня почему-то всегда болела голова на спектаклях. То ли потому, что неинтересно было, то ли потому, что я сильно напрягался, в голове проигрывая за всех персонажей, особенно те куски, которые, с моей точки зрения, артисты на сцене делали неверно, автоматически шевелил губами... К тому же существует классическая схема: придешь на плохой спектакль — и расстроишься, потому что потратил время зря; придешь на хороший спектакль — и расстроишься, потому что ты в нем не участвуешь. Спрашивается: зачем ходить в театр?..

-В интервью вы говорили, что сами себя считаете своим учителем. Но кто из режиссеров подтолкнул вас, помог развиваться, расти как артисту?

-Может быть, в понятие «учитель» я слишком многое вкладываю. Но если учесть то, что я «шатун», то есть постоянно куда-то бегу, как может показаться со стороны, хотя на самом деле я никуда не тороплюсь, то, наверное, действительно — сам себе учитель. Но во время этого марафона я встречал замечательных людей, которых только в силу своей осторожности не наделил подобным рангом. Такие режиссеры, как Сергей Голомазов в театре (в его «Петербурге» играю, до сих пор) и Андрей Эшпай в кино (с ним я встретился на фильме «Дети Арбата»), очень многое мне дали. Андрей Андреевич совершенно фантастический режиссер. Тот свет и та необъяснимая доброта к актерам, которые исходят от него, настолько в хорошем смысле подавляют и раскрепощают, что остается просто внимательно слушать его и спокойно, в обстановке полного взаимопонимания, играючи все это делать. Но, наверное, впервые я начал понимать, что надо играть и что мой замысел выраженный в образе, доходит до зрителя, работая с Сергеем Анатольевичем Голомазовым над ролью Платонова. Пожалуй, чеховский Платонов в «Безотцовщине» театра ГИТИС — моя любимая роль. Кстати, этот спектакль восстанавливается, и я надеюсь, что с января 2005 года мы будем его играть в театральном центре «На Страстном». А первый свой осознанный спектакль я сыграл перед закрытием «Петербурга». Да, спектакль снимали с репертуара, и все знали в тот день, что мы играем последний раз. Тот спектакль был наполнен каким-то невероятным внутренним накалом, пониманием того, что подобное не повторится. И во мне что-то сработало — как будто пробка вылетела.

-От вас режиссеры требовали когда-нибудь похудеть, например, или потолстеть?

-Когда я репетировал Дориана Грея в Театре на Малой Бронной, мне нужно было похудеть. Но я не успел к премьере за что получил по шапке от вашего брата журналиста. Я бы с радостью потолстел на двадцать килограммов, как Роберт Де Ниро, а потом похудел, как Александр Калягин для роли Платонова в фильме «Неоконченная пьеса для механического пианино». Я был бы счастлив, если бы мне поставили условие: потолстей (или похудей) — и ты сыграешь. К сожалению или к счастью, на данный момент я не являюсь характерным актером. Что при мне есть, тем я, как ни двусмысленно звучит, и торгую.

-Даниил, о себе вы говорите как о человеке амбициозном. Крутой характер мешает или, наоборот, способствует работе, карьере?

-Как помогает, так и мешает. Иногда свою амбициозность лучше спрятать подальше. Другое дело, что я не очень это умею. И каждый раз или споришь, отстаивая свою точку зрения, или делаешь по-своему на свой страх и риск. Ведь далеко не всегда режиссер видит больше, чем актер.

-Вы режиссерам доверяете?

-Вообще-то не очень. Беда моей профессии в том, что она изначально предполагает некое доверие к режиссеру.

-А мнению простых зрителей, ваших поклонников, верите?

-До тех пор пока мой сайт не был закрыт, я с большим интересом изучал критику в свой адрес тех людей, которые заходили на сайт и обсуждали какие-то мои работы. И зачастую я черпал много интересного. Но у сайта изначально не было одного хозяина, некий нарыв постепенно назревал, пока в конце концов я сам не закрыл его. Но меня окружают и близкие люди, которых я люблю, и которые всегда мне скажут правду. И сам я достаточно критично отношусь к себе, что не дает мне возможности расслабиться и плыть по течению каких-то, пусть даже и лестных, высказываний обо мне.

Наталия Бойко
Театральная касса № 2 2005г.