Новый русский Шейлок. «Венецианский купец»

ОТ РЕЖИССЕРА Андрея Житинкина трудно ожидать сложных концепций, неординарных решений и глубокого постижения сути драматического произведения. Даже если он берется за постановку "Милого друга" Мопассана или лет восемьдесят в России не ставившегося "Венецианского купца" Шекспира.

Житинкин - мастер дефиле и шоу. Он с легкостью необыкновенной обращает любого самого почтенного автора в популярное сценическое чтиво, которое взахлеб поглощает публика с мобильными и без. В его руках любой сюжет начинает пользоваться спросом, а на его спектаклях зрители никогда не скучают и всегда готовы рукоплескать и восхищаться. Житинкин, как никто другой, умеет сделать им красиво, а также пафосно и громко.
"Венецианский купец", увы, не исключение. Сцена, остроумно воспроизводящая Венецию (кругом всамделишная вода и огромные флаги иностранных держав), уставлена офисной мебелью и сейфами. Маячит знаменитый торс Давида.

С особой тщательностью воспроизведена грязь венецианских каналов - все бумаги, которые по тем или иным причинам рвутся на сцене, летят, как и положено в Венеции, в воду. Персонажи наряжены в суперкостюмы, не уступающие в оригинальности причудам самых прославленных кутюрье. Мобильные на сцене звонят чаще, чем в зале. Произносимый в трубки текст слышен нечетко. Дукаты то и дело переводятся в доллары. Снуют кинокамеры. Стучат клавиши ноутбуков. Дамы грациозно и невинно принимают ванну на авансцене, слушают плейер или в легком дезабилье крутят педали тренажеров.
Ни Михаил Козаков в роли Шейлока, ни псалмы Давида, столь темпераментно им читаемые как на русском, так и на иврите, ни трагическое столкновение евреев и христиан - ничто не способно отвлечь режиссера от столь любимого им жанра - блестяще костюмированного дефиле. Андрей Житинкин остался верен себе и своим поклонникам. Драматургов же он проводит, как ловкий повеса своих доверчивых любовниц. Даже Шекспир не заслужил иной участи. Его сложный и драматичнейший сюжет в результате всех новаторских режиссерских находок свелся к самому нехитрому изложению: пьеска про то, как богатый еврей в качестве неустойки потребовал фунт мяса христианина по имени Антонио и чуть было его не заполучил, но тут хитрый женский ум совместно с тонкостями юриспруденции пришли на помощь безнадежно влипшему христианину, и злой жид был крепко наказан.

Если б не Шекспир, заинтриговавший публику трудноразрешимой дилеммой: как же спасти христианина от верного ножа и одновременно соблюсти установленный в республике закон, второе действие было бы таким же бестолковым, как и первое.
Но тут режиссер почуял остренькое, и реплики зазвучали яснее. Вопросы обхода законов всегда любопытны. По моссоветовской сцене забродили призраки разных легкоузнаваемых политиков, публика воодушевилась, актеры блеснули навыками владения искусством пародии. Сцена суда явно удалась. Переодетые в судейские мантии влюбленные дамы, дож Венеции, бессильный перед силой закона. Рыжий Козаков в израильской военной форме был неумолим и великолепен.

Конечно, в этой роли еще есть много чего, кроме воинствующего упрямства, но режиссер лишил прославленного артиста, много лет мечтавшего о роли Шейлока, всех возможных перспектив. Ему, как, впрочем, и ни о чем не подозревающей публике, пришлось довольствоваться малым. Шекспиром, адаптированным для младших школьников. Может быть, поэтому актер Михаил Козаков не добавляет спектаклю ничего, кроме своего звездного имени и псалмов Давида на иврите.

Майя Одина
Сегодня, 6 декабря 1999 года