Преображение Шейлока. «Венецианский купец»
Пьесу Шекспира "Венецианский купец" у нас практически никогда не ставили - по многим причинам, в том числе и потому, что слово "жид" звучит в ней так же часто, как "господин". Богатый еврей Шейлок, которому это обращение предназначено, - самое ничтожное и презираемое в пьесе существо, и его полное посрамление венчает действие. Шейлока и играли всегда занудным скрягой, даже у Лоренса Оливье он был похож на бухгалтера. И вот режиссер Андрей Житинкин, который любит эпатировать зрителей, в корне изменил ситуацию.Само приглашение на главную роль Михаила Козакова - бывшего главного любовника и романтического злодея советской эпохи, семь лет прожившего в Израиле, - стало знаковым. Артист появляется на сцене удивительно молодым, в рыжем паричке с кипой на голове, в национальном одеянии и на иврите со страстью читает молитву. Далее столь серьезный религиозный пролог сменяется абсолютно легкомысленным и пародийным действом в духе агрессивной и всеядной режиссуры Житинкина, когда все персонажи не выпускают из рук сотовые телефоны, в воду, на которой стоят подмостки (Венеция все-таки), летят шары и прочие предметы, окатывая брызгами зрителей первых рядов, а состязание претендентов на руку прекрасной Порции выстроено в жанре телевизионного шоу. Зрители, получившие вместо длиннющей пьесы этакий Фоли Бержер, откровенно довольны, а актеры - те просто отрываются на полную катушку, иначе не скажешь. Все происходящее украшают костюмы Андрея Шарова, фантазия которого и любовь к ярким краскам восхитительны, а отсутствие комплексов под стать раскованности постановщика. Кружева, кожа, трико с лайкрой, эротические танцы и орущие микрофоны - словом, настоящий Шекспир периода заката империи.
И вся эта вакханалия мгновенно прекращается, когда на сцене появляется Козаков - Шейлок. Умный коммерсант, который никогда не поймет, как можно делать огромный заем, если все твое состояние - корабли на море, и неизвестно, приплывут они обратно или нет. Убитый горем отец, дочь которого убежала к любовнику, прихватив с собой все драгоценности покойной матери. Разъяренный иудей, готовый на все, чтобы отомстить за поруганную честь своего народа. Сила и глубина его горя, когда он разрывает портрет дочери или пытается отстоять свою правду на суде, под стать силе и глубине горя короля Лира. И абсолютно неважно, что одет он при этом в израильскую военную форму, а в руках держит тот же сотовый, пересыпая свой разговор гортанными фразами на иврите. Козаков не просто хорошо играет эту роль - в ней он сказал о всех розах и терниях своего пребывания на земле обетованной гораздо откровеннее, чем в сотнях интервью.
Суд, конечно, засудил бедного еврея. Предавшая отца Джессика вместе со всем его состоянием достается Лоренцо, богатая Порция - бедному Бассанио, а ее прислужница - его другу. Шекспировская пьеса заканчивается торжеством трех пар, но в спектакле Театра имени Моссовета режиссер придумал ей другой финал, за который зрители, не являющиеся поклонниками классики в стиле диско, готовы ему многое простить. Звучит еврейская народная песня, и на сцену медленно, опустив голову и держа в руках семисвечник, выходит Джессика. Обжигая пальцы, она гасит свечи. Наступает темнота и тишина.
Есть своя закономерность в том, что этот шумный, пестрый, на грани сомнительного вкуса спектакль постановщик завершает столь старомодно и сентиментально. Сострадание и любовь к ближнему, слезы на глазах - это главная театральная эмоция уходящего века, и вряд ли ее что-нибудь заменит в новом времени. Как мощная и талантливая игра большого актера всегда была и будет главным магнитом сцены.
Нина Агишева
Московские новости. Номер 49 (1017), 21 - 27 декабря 1999